Обнимая ее за талию, полковник Джим подвел жену к двери. Походка у него была ковыляющая, но живот, когда он стоял, не провисал. Мускулов в его теле было гораздо больше, чем жира. Не оборачиваясь, он сказал: «Спокойной ночи, мальчики и девочки», и дверь захлопнулась, словно оборвав вежливый гул ответных пожеланий.
Клара выпрямилась и спросила:
— Никто не хочет сыграть в бридж? — Она знала, что Да Круз всегда готов сразиться в бридж. Ангел, конечно, предпочитает покер, но, если португалец выберет бридж, она тоже присоединится, хотя бридж был не самым любимым ее развлечением. Мистер Секстон никогда не играл в карты. Клара посмотрела на англичанина и спросила: — Как насчет бриджа, мистер Меллиш?
Тот мимикой и жестами выразил согласие. Он сидел с бокалом бренди и неотрывно смотрел на дверь. Мгновение спустя он покачал головой и сказал:
— Поразительно… Просто никак не могу понять.
— Чего именно? — поинтересовался мистер Секстон.
— Он и эта женщина. Полковник Джим и Люси.
Мистер Секстон положил салфетку и встал. В его глазах было искреннее удивление. Подойдя к мистеру Меллишу, он стукнул его по плечу пальцем, отчего тот нервно подпрыгнул на стуле.
— Все очень просто. Вы наш технический эксперт, Меллиш, и кому как не вам видеть, как все устроено. Она удовлетворяет его определенные потребности. Полковнику Джиму очень нравится этот кусок мяса — именно потому что она идиотка. Она, конечно, обладает формами, но это лишь дополнительный плюс. Можно также сказать, что она злобная эгоистка, но ему и это нравится.
— В этом есть что-то извращенное, — буркнула Ангел.
— В каждом из нас сидит извращенец, — улыбнулся мистер Секстон. — Кому, как не вам, это знать… — Улыбка сделалась холодной как лед и пустой. — Надеюсь, однако, что никто из вас не совершит роковую ошибку, а именно, не примет снисходительность полковника Джима за слабость. Если того потребуют интересы дела, он велит мне свернуть ее очаровательную шейку и не поморщится. Он быстро найдет себе другую идиотку.
Клара, расставляя стулья вокруг ломберного столика, воскликнула:
— Что вы говорите, мистер Секстон! В вас начисто отсутствует романтическое начало.
— Мы не занимаемся тут романтическими делами, миссис Мактурк, — возразил мистер Секстон.
— Бизнес бизнесом, мистер Секстон, но в нашей личной жизни всегда должно находиться место для романтики.
— У вас нежное сердце, миссис Мактурк. Неужели вы по-прежнему тепло вспоминаете о том моряке, который женился на вас, лишил вас невинности, а потом оставил? У вас нашлось для него теплое чувство?
— У нее нашлась для него острая бритва, — хихикнула Ангел. — Она настигла его в Сантьяго и перерезала горло, пока он спал. Смех…
— Ничего смешного в этом нет, Ангел, — сухо отозвалась Клара. — Мы пожинаем лишь то, что сеяли. Мактурку следовало бы об этом памятовать.
— Ты прелесть, Клара, просто прелесть.
— Можно ли задать вам вопрос, мистер Секстон? — спросил Да Круз по-английски с тяжелым акцентом.
— Милости прошу.
— Вы боитесь полковника Джима? — Этот вопрос вызвал у присутствующих тяжелое молчание. Меллиш теребил нижнюю губу. Ангел хотела встать, но застыла на месте, и в глазах ее блеснула тревога.
— Нет, Да Круз, я не боюсь, — спокойно отозвался тот. — Вы все боитесь его и правильно делаете. Но мое главное удовольствие и радость — не бояться в этом мире ничего и никого.
— Я работаю для него, во-первых, за деньги, — помявшись, продолжал Да Круз, — но еще и потому, что мне было бы страшно отказаться. Думаю, многие здесь поступают так же. Но я не понимаю ваших причин, мистер Секстон.
Мистер Секстон запрокинул свою золотистую голову и рассмеялся. Остальные заметно успокоились.
— Мои причины, Да Круз, очень просты. Он отыскивает для меня клиентов. Или, точнее сказать, пациентов. — Мистер Секстон положил руки на край стола и устремил свой взор вдаль. Без намека на тщеславие, вполне серьезно он изрек: — Я лучший в мире мастер единоборств. Вы это знаете. Вы видели, как я упражнялся с Токудой и его людьми. Учтите, это тройка из лучших. Но я разобрался с ними играючи. Я посвятил этому всю жизнь. Учился у величайших мастеров Кореи, Японии, Таиланда и Запада. И я превзошел их всех. Всех…
Он замолчал. Взгляд утратил свою отстраненность, мистер Секстон, снова улыбаясь, выпрямился со словами:
— Но этого мало. Когда человек приобретает такое искусство, нужно упражнять боевые навыки, причем с полной выкладкой. И полковник Джим доставляет мне это удовольствие.
Он встал и, сунув руки в карманы, сказал Да Крузу:
— Я ответил на ваш вопрос. Но в будущем избегайте подобных. В следующий раз у меня может оказаться не такое хорошее настроение. — Он кивнул и удалился из комнаты ленивой, но пружинистой походкой леопарда.
Ангел с облегчением вздохнула и жадно затянулась сигаретой. За исключением полковника Джима, никто не курил за столом в присутствии мистера Секстона. Все знали, что он не любит табачного дыма. Ангел положила руку на плечо Да Круза так, что костяшки пальцев коснулись его шеи.
— Ты действительно поосторожнее с ним, Рамон. Ума не приложу, почему он вдруг связался с полковником Джимом, — если ему нужно все время убивать, так лучше бы он трудился на мафию в Штатах, там всегда такой работы навалом, или закорешился бы с какими-то новыми бандами черных…
— Порой я вообще начинаю сомневаться, есть ли у тебя мозги, Ангел, — заметила Клара, распечатывая две колоды карт. — Мистер Секстон — истинный джентльмен, и полковник Джим тоже. Только естественно, что они работают вместе… Кажется, сегодня наша очередь быть партнерами, мистер Меллиш?
Пока все усаживались за ломберным столом, мистер Меллиш посмотрел на часы.
— У меня есть время только для одного роббера, — сказал он. — Мне надо просмотреть заметки по Тарранту — заняться ими за час до того, как я лягу спать. На месте полковника Джима я бы вначале применил метод унижения. Запихать его в oubliette[3] на несколько дней, и пусть варится в своем соку — и дерьме, — пока не станет сам себе противен.
— В камере и так противно, — наморщила носик Ангел. — Кроме того, вы огорчите мистера Секстона. Ему тоже хочется поучаствовать. — Она взяла карты и стала их разбирать, неловко ерзая на стуле. — Господи, у меня прямо жопа отваливается. Нет, вы бы полюбовались на эти фантики… Пас…
Сэр Джеральд Таррант закончил цитировать монолог Антония, сохранившийся в его памяти еще с тех времен, когда он был членом студенческого драматического кружка, и открыл глаза.
Он решил, что прошел еще час. Он откинул одеяло, слез с деревянной койки и начал расхаживать взад и вперед. В камере было сухо, но холодно. Он мог сделать четыре шага в одну сторону и столько же в другую. Койка стояла у стены напротив двери, сделанной из дуба и лишенной каких-либо глазков и отверстий. В углу был стол, а на нем остатки черствой буханки хлеба и полкувшина воды. В другом конце — большое ведро с деревянной крышкой. Источником света служила тусклая лампочка, свешивавшаяся на коротком проводе с потолка. В карманах Таррант не обнаружил ничего, и часы у него тоже отобрали.
Именно здесь Таррант и проснулся после вызванного наркотиком сна часов двадцать тому назад. А может, тридцать или сорок. Он затруднялся точно это определить. В камере не было окна, чтобы следить за сменой дня и ночи. Он никого не видел и ничего не слышал. Проведя грязной рукой по щекам и подбородку, он обнаружил двухдневную щетину и решил, что в течение последующих двенадцати часов они его непременно посетят.
Но кто были эти они? Кто-то из официальных оппонентов или какая-нибудь независимая группа вроде «Саламандры-4», которая подписала контракт на «выполнение работ». Впрочем, это не имело особого значения. Задача противника была ясна — вычерпать всю ту информацию, что содержалась в его мозгу, отделить, так сказать, желток от белка. Странный ход. Он нарушал порядок, уже давно установившийся в международной разведке. Но и это теперь не имело особого значения, поскольку похищение состоялось.
Теперь начинался период обработки, игра на нервах. Допросы начнутся потом. Они получатся малоприятными, и, скорее всего, их будут строить на жесткости и мягкости попеременно. Брутального мерзавца будет сменять симпатяга, предлагающий сигареты и выражающий сочувствие… И конечно, они будут пользоваться наркотиками. Тиопенталом, амфетаминами… Таррант решил, что неплохо бы воскресить в памяти все те отчеты, которые ему доводилось читать о подобных методах.
Он посмотрел на хлеб и воду. Он проголодался, и в горле у него пересохло, но вряд ли следует снова что-то пить. Неизвестно, сколько продлится первая стадия. Таррант снова зашагал по комнате. Зарегистрировав неприятные ощущения в желудке, он признался, что испытывает страх. Это нормально, напомнил он себе, а главное, не имеет никакого значения. Имело значение лишь одно — его сопротивляемость на допросах, которые начнутся впоследствии. Его агенты были обучены выдерживать большой объем физических и моральных пыток. Некоторым пришлось применять эти навыки на практике. Из них одни умерли, прежде чем заговорили, другие, надо полагать, сначала заговорили, а потом уж умерли. Он не имел возможности уточнять, как все произошло в реальности.
